Обычно полагают, что мир разделён на дух и вещественно-телесное, но это положение алогично и алогично потому, что это эмпирическая теория (или мнение), для которой алогичность в порядке вещей. Между ними нет ничего общего, объединяющего их, и потому вопреки результатам наблюдений (эмпирическим фактам) логика доказывает, что они не существуют друг для друга. А чтобы их объединить, необходимо чудо. Но в том то и дело, что это чудо – явление опять-таки идеального порядка и потому дуализм телесного и духовного не снимается. А мы, чтобы не противоречить себе, должны быть либо по одну сторону дуализма, либо по другую, ибо одна из сторон для нас не существует.

Афинский неоплатонизм хотел построить теорию мифа, а миф (как замечает А.Ф. Лосев в «Истории античной эстетики» Т. VII) есть субстанциальное тождество идеального (эфирного нематериального тела) и материального. «Нейтральные элементы» мира Э. Маха, «чувственные данные» неореалистов, сенсибилии Б. Рассела – всё это попытки преодоления глобального дуализма. Стивен Прист попытки преодоления крайностей идеализма и вещественно-телесного материализма начинает рассматривать со Спинозы. [198]. Его субстанция весьма своеобразна – она наделена мышлением и ей присуща эмпирически фиксируемая протяжённость. Похоже у Рассела: вселенная в своей конечной основе состоит из событий, которые можно описать либо как ментальные, либо как физические. И Спиноза, и Рассел отвергают материализм, идеализм и дуализм. В их теориях имеется нечто общее, а именно то, что сознание и материя рассматриваются как два аспекта какой-то более фундаментальной, лежащей в основе вещей реальности. Рассел называет свою позицию «нейтральным монизмом», позицию Спинозы можно назвать так же.

Большинству исследователей идея тождества материального и идеального кажется сомнительной, поэтому и то, и другое учение изощряется в попытках обоснования монистичности своих концепций. Так, у Платона вещи в меньшей степени реальны, чем идеи, а то и вовсе рассматриваются как иллюзорные «тени идей». А.Ф. Лосев вообще приходит к выводу, что вещественно-телесная материя у Платона является функцией идеи [146, c. 47]. В идеал-реализме Н. Лосского и С. Франка, в софиологии мир, как у неоплатоников, имеет идеальные основы, которые носят универсальный характер. У Лейбница материя - это внешняя сторона идеальных монад, побочный продукт их рефлексии. Лейбницианец Л.М. Лопатин несколько упростил ситуацию: материя - это способ действия духовных тел друг на друга [144, c. 377]. Поздний Шеллинг говорит про абстрактность материи, как духа, созерцаемого в равновесии своих деятельностей, материя - «угасший дух». У Гегеля материя как вещественно-телесное тоже есть инобытие духа и не обладает самостоятельным существованием. У Шопенгауэра материя есть лишь модификация нашего познания, или представление [255, с. 1288]. По Бергсону материя - низшая ступень духовности, продукт ослабления творческой силы духа. Прагматист Пирс, придавая положениям Шеллинга субъективно-идеалистический смысл, утверждал, что материя - это деградировавшие или неразвитые формы психических событий [161, c. 457]. У прагматиста У. Джеймса первовещество или мировая материя есть «чистый опыт» [136, c. 222].

Конечно, материальное бытиё всеми видами панпсихизма в конечном счёте сводится к «образам» (на что неоднократно указывали критики), но не стоит упрощать ситуацию. С точки зрения субстанциальности, реальность представлена определёнными полярными силами (это особые, сверхчувственные силы - то, что руками не пощупаешь и приборами не обнаружишь) и различные моменты (особенности) взаимодействия этих сил (что-то вроде ослабленного или угасшего духа) вполне можно было бы интерпретировать как некое «отвердение» полярных сил, или материю. Однако уж слишком яркая возникает противоположность между духом и его «угасающими» состояниями, приобретающими не только вещественно-телесное проявление, но и большое качественное разнообразие в виде различных уровней иерархии природы. И едва заходит речь о целостности последних, как приходится говорить и о их субстанциальности и не только материалистам.

Позиции вещественно-телесного материализма не менее уязвимы и противоречивы. Л.М. Лопатин считает даже, что в решении проблемы сознания материализм является одной из самых беспомощных систем [144, c. 372]. Вещественно-телесный материализм едва ли не с самого своего возникновения относился к душе как к эпифеномену, функциональному свойству материи, таков например, марксистский диалектический материализм, «научный» материализм и т.п. В итоге это выделилось в отдельное направление - функционализм, теорию, согласно которой находиться в ментальном состоянии значит находиться в функциональном состоянии. Функциональное состояние - это состояние, которое можно индивидуализировать или выделить благодаря его каузальным отношениям; поэтому ментальное состояние обусловливается конкретной разновидностью причины, скажем, сенсорными данными на входе, и имеет конкретную разновидность следствия, скажем, некоторое поведение на выходе. В конечном итоге функционализм представляет собой некоторую схему: вход – чёрный ящик – выход. Что представляет собой этот «чёрный ящик», функционалистов не волнует, главное – он позволят обойти обсуждение проблемы сознания и тела.