С одной стороны, научную рациональность связывают с историей развития науки и естествознания, с совершенство­ванием систем познания и с методологией. В этом отождеств­лении рациональность как бы «покрывается» логико-методо­логическими стандартами. С другой стороны, рациональность оказывается синонимичной разумности, истинности. И здесь на первый план выдвигаются проблемы выяснения критери­ев, оснований и обоснований истинного знания, совершен­ствования языка познания.

Единого универсального понимания рациональности отыскать невозможно. Современные методологи, фиксируя различные типы рациональности: «закрытую», «открытую», «универсальную», «специальную», «мягкую», «сверхрацио­нальность» и пр., а также особенности социальной и комму­никативной, институциональной рациональности, склони­лись к принятию полисемантизма, многозначности понятия «рациональность». Ее смысл может быть сведен к сферам при­родной упорядоченности, отраженной в разуме; способам концептуально-дискурсивного понимания мира; совокупно­сти норм и методов научного исследования и деятельности.

Именно последнее, как очевидно, и приводит к возможно­сти отождествления рациональности и методологии науки. По мнению Н. Моисеева, «реальность (точнее - восприятие человеком окружающего, которое его сознание воспринимает как данность) порождала рациональные схемы. Они в свою очередь рождали методы, формировали методологию. Послед­няя становилась инструментом, позволявшим рисовать карти­ну мира - Вселенной (универсум) рациональным образом»[32].

В. Швырев фиксирует «концептуальный кризис в интерпре­тации понятия рациональность, который обнаруживается в со­временных дискуссиях по этой проблеме и связан с конкретной исторической формой рациональности, а именно с тем класси­ческим представлением о рациональности, которое восходит к эпохе нового времени и Просвещения, Современный кризис рациональности - это, конечно, кризис классического пред­ставления о рациональности»[33]. Он обусловлен потерей ясных и четких идейно-концептуальных ориентиров, которыми ха­рактеризовалось классическое сознание вообще. Сквозь приз­му классической рациональности мир представал как законо­сообразный, структурно-организованный, упорядоченный, са­моразвивающийся. Вместе с тем классический рационализм так и не нашел адекватного объяснения акту творчества. В ис­токах эвристичности, столь необходимой для открытия ново­го, рационального меньше, чем внерационального, нерацио­нального и иррационального. Глубинные слои человеческого Я не чувствуют себя подчиненными разуму, в их клокочущей сти­хии бессознательного слиты и чувства, и инстинкты, и эмоции.

Неклассическая научная рациональность «берется» учиты­вать соотношение природы объекта со средствами и мето­дами ее исследования. Уже не исключение всех помех, со­путствующих факторов и средств познания, а уточнение их роли и влияния становится важным условием в деле дости­жения истины.

Этим формам рационального сознания присущ пафос максимального внимания к реальности. Если с точки зрения классической картины мира предметность рациональности - это прежде всего предметность объекта, данного субъекту в виде завершенной, ставшей действительности, то предметность неклассической рациональности - пластическое, динамичес­кое отношение человека к реальности, в которой имеет место его активность. В первом случае мы имеем предметность Бы­тия, во втором - Становления. Задача - соединить их.

Постнеклассический образ рациональности показывает, что понятие рациональности шире понятия «рациональности на­уки», так как включает в себя не только логико-методологи­ческие стандарты, но еще и анализ целерациональных дей­ствий и поведение человека. В самой философии науки возникшая идея плюрализма растворяет рациональность в технологиях частных парадигм. По словам П. Гайденко, на месте одного разума возникло много типов рациональности. По мнению ряда авторов, постнеклассический этап развития рациональности характеризуется соотнесенностью знания не только со средствами познания, но и с ценностно-целевыми структурами деятельности.

Новый постнеклассический тип рациональности активно использует новые ориентации: нелинейность, необратимость, неравновесность, хаосомность и пр., что до сих пор неуверен­но признавались в качестве равноправных членов концептуаль­ного анализа. В новый, расширенный объем понятия «рацио­нальность» включены интуиция, неопределенность, эвристика и другие не традиционные для классического рационализма прагматические характеристики, например, польза, удобство, эффективность. В новой рациональности расширяется объек­тная сфера за счет включений в нее систем типа: «искусствен­ный интеллект», «виртуальная реальность», «киборг-отноше­ния», которые сами являются порождениями научно-техни­ческого прогресса. Такое радикальное расширение объектной сферы идет параллельно с его радикальным «очеловечивани­ем». И человек входит в картину мира не просто как активный ее участник, а как системообразующий принцип. Это говорит о том, что мышление человека с его целями, ценностными ориентациями несет в себе характеристики, которые сливают­ся с предметным содержанием объекта. Поэтому постнеклассическая рациональность - это единство субъективности и объек­тивности. Сюда же проникает и социокулътурное содержание. Категории субъекта и объекта образуют систему, элементы которой приобретают смысл только во взаимной зависимос­ти друг от друга и от системы в целом. В этой системе можно увидеть и провозглашаемый еще с древности идеал духовно­го единства человека и мира.